Мы очень близки с мамой, я часто бываю в Калмыкии и хорошо знаю культуру и традиции. Буддизм был частью моей жизни с рождения и остаётся важным до сих пор. Папа был католиком, его уже нет, но эта религия тоже оказалась мне близка. При этом православие, в котором я живу, также является частью моей идентичности. Такое разнообразие корней с детства научило меня шире смотреть на мир и воспринимать людей любой культуры как близких.
С папиной линией я была знакома меньше, но я была в Африке и очень близко общаюсь со своей африканской роднёй — сейчас в основном дистанционно. Они разбросаны по всему миру, многие живут в Европе. Мы встречались во Франции в 2019 году, и каждый раз, общаясь с сёстрами, тётями, дядями, я стараюсь узнавать всё больше о своём роде.
У меня есть внутренняя потребность соединять родню. Я поддерживаю связь с родственниками в Калмыкии и в Африке, часто пишу, поздравляю, объединяю людей друг с другом. Я также храню семейную фотолетопись. В восьмом классе я собрала альбомы с фотографиями, сохранившимися ещё от прабабушек и прадедушек по калмыцкой линии, и увезла их в Петербург. Эти фотографии сохранились у меня, тогда как многое у других родственников со временем потерялось.
Я очень люблю приезжать в Калмыкию, встречаться с людьми, которые знали мою бабушку Лиду, в честь которой меня назвали, узнавать историю рода. Моё имя тоже символично: Лида — имя бабушки по маминой линии. У меня нет отчества в привычном смысле: Навай, вписанное как отчество, — на самом деле моё второе имя, имя бабушки по линии отца. Даже в имени во мне соединяются разные культуры.
Большую часть жизни я прожила в Петербурге и очень люблю этот город. Он полностью соответствует моим внутренним ценностям и даёт мне силу. При этом три года я жила в Калмыкии, училась в калмыцкой школе, глубже погрузилась в культуру. Это был важный период становления. Тогда я поняла, что люблю писать, начала участвовать в конкурсах, занимать места, ездить в Москву.
Африканский период был раньше — в детстве. Мы с мамой жили летом в Африке с папой. Мне было шесть лет, и это было время абсолютного счастья. Сейчас я чувствую, что готова снова поехать туда — возможно, уже одна.